Рудин

— В Полтавской губернии, мой милейший, — подхватил Пигасов, — в самой
Хохландии. (Он обрадовался случаю переменить разговор.) — Вот мы толко-
вали о литературе, — продолжал он, — если б у меня были лишние деньги, я
бы сейчас сделался малороссийским поэтом.

 


— Это что еще? хорош поэт!- возразила Дарья Михайловна, — разве вы
знаете по-малороссийски?

— Нимало; да оно и не нужно.

— Как не нужно?

— Да так же, не нужно. Стоит только взять лист бумаги и написать на-
верху: «Дума»; потом начать так: «Гой, ты доля моя, доля!» или: «Седе
казачино Наливайко на кургане!», а там: «По-пид горою, по-пид зелено’ю,
грае, грае воропае, гоп! гоп!» или что-нибудь в этом роде. И дело в шля-
пе. Печатай и издавай. Малоросс прочтет, подопрет рукою щеку и непремен-
но заплачет, — такая чувствительная душа!

— Помилуйте! — воскликнул Басистов. — Что вы это такое говорите? Это
ни с чем не сообразно. Я жил в Малороссии, люблю ее и язык ее знаю…
«грае, грае воропае» — совершенная бессмыслица.

— Может быть, а хохол все-таки заплачет. Вы говорите: язык… Да раз-
ве существует малороссийский язык? Я попросил раз одного хохла перевести
следующую, первую попавшуюся мне фразу: «Грамматика есть искусство пра-
вильно читать и писать». Знаете, как он это перевел: «Храматыка е выс-
кусьтво правыльно чытаты ы пысаты… » Что ж, это язык, по-вашему? са-
мостоятельный язык? Да скорей, чем с этим согласиться, я готов позволить
лучшего своего друга истолочь в ступе…