Ничья

Все это хорошо выглядело в проекте: глубоководная лаборатория для исследования сейсмических колебаний морского дна. Звучит, а? В будущем вырисовывались интересные перспективы. Может даже, и землетрясения научимся предсказывать. То-то япошки «АтЛасом»
так заинтересовались, даже денежку кое-какую подкинули. При наших ценах хватило аж на половину стоимости монтажных работ.


Только вот когда стены вокруг ходят ходуном, захлебывается пронзительным воем аварийная сирена, сыпятся ворохом разноцветные искры, и, холодея, слышишь, как хлещет прорвавшаяся где-то вода, из головы разом вылетают все мысли, кроме одной: какой идиот решил строить станцию точно на тектоническом разломе?! Жека очухался первым. Приподнялся на локтях, огляделся. Освещение погасло, работала лишь аварийка, вполнакала. Понятно, что система понизила напряжение в сети — аккумуляторы не вечные же… но лучше б вообще не работала! Бледный, в мертвенную синеву отсвет аварийных ламп рождал причудливые тени.
Господи! Обстановка, как в морге, будто и без того поджилки не трясутся.
Хорошо хоть нет такой же тишины… где-то вздыхает уже аварийный насос, а вот, почти на пределе слышимости, тоненько поют, надрываясь, сервомоторы. Автоматика блокирует какой-то из разгерметизированных отсеков, люк медленно ползет в паз, преодолевая сопротивление воды.
Надо бы посмотреть на схеме где именно, но это потом, потом…
Сначала надо проверить, как там ребята? Трясло нас здорово. Боже, Машка, Дим:
— Эй, есть кто живой? Ребята!
Минуты за две перед первым толчком Машка забежала в пультовую что-то спросить. А они с Димом как раз возились с донными датчиками — насторожила его там цифирь какая-то. Не зря, выходит. Ничего, дай срок, накопим материала, будем землетрясения за полчаса предсказывать…
— Машка! Дим! Живы?
Тишина. Дыхание вроде чье-то слышно — или кажется только?
Так, Дим у дальнего пульта сидел, а Машка во-он там была, у самого люка…
Девушка лежала неподвижно, свернувшись клубком. На виске багровела свежая царапина, мокрый еще с последнего погружения ежик коротких волос пропитался кровью.
Жека потряс ее за плечо…
— Машка. Машка: Эй, «машки-шоу», очнись…
— Что с ней, Жек? — послышался слабый голос. — Жива?
— Дим! Господи, Дим! Ты в порядке?
— Ничего, вроде… Локтем вмазал куда-то со всей дури, да под ребром тянет. Ерунда. Что с Машкой?
— Не знаю… — Жека приложился ухом к груди девушки. — Сердце бьется!
В этот момент она зашевелилась, приоткрыла глаза.
— Машка! Родная! Ты как?
— Голова болит… — почти беззвучно пробормотала она. — Что случилось? Землетрясение, да?
Ой, у тебя кровь!
Действительно. В суматохе Жека и не заметил — из раны на плече сочится красная струйка, а боли нет… так бы и ходил, если б Машка не сказала.
— Да, черт с ней! Главное, что с тобой все в порядке! Сейчас, потерпи.
Он осторожно поднял ее на руки. Машка застонала.
— Тихо-тихо… сейчас, сейчас все пройдет.
Жека аккуратно уложил девушку на узкую кушетку. Неизвестно кто и с какой целью притащил ее из медбокса в пультовую — все равно во время дежурств не до сна, — а теперь вот, надо же, пригодилась.
— Дим, ходить можешь?
— Да, вроде…
— Ребро не сломано?
— Жек, ну что ты, в самом деле! Не маленький я! Было б чего серьезное, я бы с тобой не разговаривал…
— Ладно-ладно. Посмотри, что там у нас. Хоть что-нибудь целого осталось?
Дим, кряхтя и морщась от боли, поднял с пола перевернутое кресло, уселся за пульт. Щелкнул тумблером аварийного питания, пальцы привычно побежали по клавишам.
— Наддув четко сработал, — сказал он через минуту. — Затоплены шестой и второй отсеки, но все перекрыто по аварийной схеме. Моментально. Не зря мы два месяца эту систему рассчитывали!
Ворчали все: зачем, зачем… А она не подвела! Так, что там дальше… Насосы в порядке, можно радоваться — в этот раз мы не утонем. Питание сдохло, пока тянем на аварийке, но это скорее всего обрыв в цепи, залатаем… та-ак… е-мое!
Дим осекся, нервно вглядываясь в дисплей, после паузы растерянно добавил:
— Хреновы наши дела. Жек, ты завещание написал?
Под димову скороговорку Жека суетливой наседкой хлопотал вокруг Машки, но, почуяв неладное в голосе оператора, резко обернулся:
— В чем дело?
Дим безвольно откинулся на стуле, вертел в руках полупустую банку кока-колы.
— Да, не тяни ты!
— А чего тянуть? Мы все покойники, ребята. Гарантированные трупы. Система жизнеобеспечения разбита вдребезги. И основная, и дубль. Даже если волнения наверху нет, если «Альтаир» крутится где-то поблизости, и, поймав наш СОС, уже ломанулся сюда, все равно доберется он только часов через тридцать.
— Точно разбита? Может, просто датчики отказали. Надо проверить…
— Да, конечно… я схожу потом для очистки совести, посмотрю. Только вот камера в техзоне уцелела и я сейчас ее, систему то бишь, вижу, как на ладони. Вернее то, что от нее осталось.
— Та-ак, — протянул Жека. — Веселенькое дело…
— Жек, — Машка дернула его за рукав, — что-то не так?
— Наш аварийный запас, — выдавил из себя Дим, — если на троих считать, часов на двадцатьдвадцать пять, не больше. И это при самой жесткой экономии — я знаю, сам расчеты делал…
— Да, я помню, ты говорил.
— …Ребята с «Альтаира» найдут здесь только три посиневших трупа. Жека сидел в медбоксе. Машке за пластырем пошел, да так и застрял. Мысли всякие одолели — куда без них?
«Хорошо, что по всей станции разбрелись. Не будем друг другу глаза мозолить. Выход есть, все его знают, только никто вслух не говорит. Еще бы! Как можно заметить лучшему другу или любимой девушке… на троих воздуха не хватит, а вот если одного исключить, если ты, например, умрешь, вдвоем мы дождемся спасателей.
Нет уж! Лучше я решу за всех. Командир все-таки.
Машка моя — самая лучшая на свете, зачем ей умирать. Я-то свое пожил уже, много успел, а она молодая совсем. Плохо ей будет, конечно, без меня. Зато останется жить… и, может быть, найдет, наконец, свое счастье».
— С детства мечтал, — неожиданно для самого себя произнес Жека вслух, когда-нибудь повторить вслед за героем одного старого фильма: «Оказывается в любви главное — не задумываясь, отдать жизнь за другого. Интересно попробовать».
«Вот и выпало попробовать. За Машку. Она намного лучше меня, у нее все впереди. Да и Дим — парень что надо, правильно будет, если он останется жить».
Жека стиснул в руке подаренную Машкой безделушку — подвеску из морской раковины, сглотнул комок в горле.
Умирать не хотелось. Только другого выхода-то нет.
«Простите меня, Машка, и ты, Дим, прости… Вам будет больно, но вы поймете. Потом.
Где же здесь эти чудные острые скальпели?» Жека принес Машку в лабораторию. Полежи, сказал, не двигайся только рана откроется, а я сейчас вернусь, сбегаю в медбокс, и вернусь. Залатаем, будешь, как новенькая.
«Что-то долго его нет. Хороший он человек, Жека. Сам в крови весь, а в первую очередь обо мне думает. Как же я его люблю! Он самый добрый на свете… ласковый, самый лучший, он не должен умереть! Лучше уж я… Ради него я готова на все. Я существо никчемное, меня не жалко.
Что я умею? Только нырять горазда, из костюма даже в городе не вылезаю. Да таких тысячи! А Жека — один, самый-самый! Они с Димом справятся… восстановят станцию, и все опять станет, как раньше. Только без меня… Жеке будет, конечно, больно, зато он останется жить. Долго-долго».
Она поднялась, несмотря на головную боль, сунула в автоклав шприц. Потом поставила перед собой на столик жекину фотографию (вырезала тайком из «Сайентифик обсервер»), открыла шкаф с реактивами. Что бы такое смешать? Чтобы быстро и не больно?
Руки действовали сами, автоматически.
Странно, но ей почему-то вспомнился тот день, когда Жека, как обычно стремительный и неистовый, ворвался к ней, подхватил на руки и закружил.
«Решили, Машка! Решили, понимаешь!» — восторженно кричал он.
«Да что случилось, объяснили толком!»
«РАН дал добро на станцию. Наш проект принят!»
Неожиданно Жека остановил свой неуклюжий хоровод, взвесил Машку на вытянутых руках, заглянул в глаза и серьезно спросил:
«Поедешь со мной?»
Машка стукнула его кулачком по плечу…
«Отпусти, медведище! Раздавишь!»
«Скажи, поедешь или нет — тогда отпущу!»
«Да, куда ты без меня. Пропадешь ведь».
Пискнул автоклав. Машка вздрогнула. Ну, вот и готово. Надо торопиться, пока Жека не вернулся. Он все поймет сразу, постарается помешать, шприц вырвет, а то и чего доброго захочет то же самое сделать для нее… Нет уж. Ему она умереть не даст. Всю свою жизнь Дим считал себя эгоистом, думал о себе, о своих проблемах, карьере. А вот сейчас решил сразу и бесповоротно — пусть ребята остаются.
«Лишнего, меня то есть, уберем, тогда им, голубкам воздуха хватит. Они друг друга любят, все у них впереди. А я всю жизнь был один, стоит ли продолжать? Да и зачем? Хватит, Дим, покоптил воздух. Ребятам он нужнее».
Без подсказки решил, словно только и ждал такого момента. Жил ради него одного…
«Черт знает, какая-то подростковая чушь в голову лезет! Про подвиги думаешь, а Дим? Брось, просто встань и сделай хоть раз в жизни что-то настоящее. Как? Да проще простого! Спустится на два уровня вниз в рабочую зону — идти недалеко, хорошо, а то как бы не передумать по дороге…
Потом сам себя всю жизнь ненавидеть будешь».
Но почему-то он все никак не мог заставить себя встать. Если решил надо делать быстро, пока Жеке не пришло в голову какой-нибудь общий сбор учинить или еще что. Тогда уж не до подвигов будет.
Как он, оказывается, тяжел, этот первый шаг в никуда…
«Ну, почему, почему в книгах все так просто!»
В рабочей зоне было пусто и спокойно. Карминовым глазком пульсировал аварийный сигнал, мерцала водная гладь бассейна, бросая на стены холодные голубые блики. В углу снулой рыбиной покачивался скутер.
«Помудрю со своим аквалангом — и вся недолга. Даже больно не будет, просто засну навсегда…»
Дим стащил со стеллажа акваланг, отсоединил регенератор. В неверном свете аварийки желтые цилиндры баллонов казались темно-рыжими, почти коричневыми. Как машкины волосы…
«Она неплохая девчонка, конечно, только больно неприступная. Одному Жеке в рот и смотрит, ловит каждое слово. Невдомек бедняжке, что нужна она ему, как рыбе зонтик. Он ее сюда притащил только потому, что привык к ней, так и сказал однажды… мне без нее, мол, работается плохо. Ага, как же. Жека и трубку привез с той же целью — хоть на станции курить и нельзя.
Привык. Сидит, строчит отчеты, а люльку эту во рту мусолит. Его б воля, он и стол свой полутонный под воду бы спустил, чтобы все кругом на рабочий кабинет было похоже…
А Машка еще надеется на что-то, глупенькая. Верность хранит. Тьфу!
Интересно, что ребята сейчас делают. Они же ничего не знают! Ну, про меня, про то, что я решил… Сидят, небось, горюют, помирать готовятся. Или любятся напоследок. Как собаки. Обо мне и не вспомнят… неблагодарные!»
Его руки перестали затягивать клапан давления, остановились. Внутри закипало раздражение и ярость. Дим отбросил костюм в сторону, вмазал кулаком по стойке стеллажа.
«А с чего это я решил, что должен умереть? Ради кого? Ради этой безмозглой дуры, которая мне так и не дала ни разу, да еще и по морде засветила?! Или, может быть, ради хмыря Жеки, который всю свою жизнь задирает передо мной нос? Тыкает мне в лицо своими успехами, сволочь, улыбается… поглядывает свысока. Нет, он, конечно, ничего такого не скажет, но я же вижу — бездарь, думает, ты, Димочка. Бездарь и неудачник.
Ну, нет! Я еще лучше поживу. А этим голубкам самое место в раю, вот там пусть и воркуют.
Где тут их костюмы? Ага. Ничего ребятки, будет вам сюрприз».
Смесь с тихим, почти неслышным шипением стравилась почти до нуля.
«Датчик еще надо не забыть. Чтоб полный запас показывал». Машка почти минуту неподвижно стояла над давно уже готовым раствором. Рядом притаился шприц, блестел жалом, как охотящийся скорпион, ждал своего часа.
Наверное, в глубине души Машке больше всего хотелось, чтобы вошел Жека, понял все с первого взгляда, наорал бы, стукнул по руке, вырвал шприц, растоптал его, даже, может, ударил в ярости…
Как в тот раз, на Азовском море, когда она по глупости не рассчитала время, всплыла раньше срока, да и заработала кессонку. Хорошо хоть в легкой стадии. Жека тогда влепил ей по первое число, отругал, грозился страшными карами. Обещал полгода в воду не пускать. Еле успокоили. А Машка слушала его громы и молнии и улыбалась… Жека волновался за нее! Значит она ему не безразлична!
А Жеки все нет и нет. До медбокса — две переборки, куда он мог деться? Почему не идет?
Точно также каждую ночь она, прислушиваясь к любому шороху, ждала его в неудобной подвесной койке личного бокса. Каждую ночь она не знала, придет ли он сегодня, или снова засидится до утра со своими распечатками, уронит голову на руки, да так и заснет.
Когда Жека позвал ее с собой на «АтЛас», Машка согласилась не раздумывая, поверив, наконец, в то, что он без нее не сможет, что она стала что-то значить в его жизни. Три года, с того самого памятного вечера в дайверском клубе, она ждала этого часа. И вот, показалось, что дождалась.
Но здесь, на станции, Машка четко поняла… она сама — лишь инструмент, привычный, знакомый, понятливый и исполнительный винтик жекиного научного энтузиазма. И ничего больше.
Ничего.
«Да какого черта!
Почему это я должна жертвовать своей жизнью? Ради Жеки? Дима? А почему не кто-нибудь из них?! Сволочи! Как и все мужики! Им даже и в голову не приходит отдать жизнь ради меня! Не смеши себя, девочка! Эти слизняки!? Один, напыщенный индюк, все талдычит, что любит меня. И где она, эта любовь!? Я, как последняя дура, поперлась за ним сюда в эту… черт, и слова нормального не подберешь… консервную банку, а он?! Целыми днями на меня и не посмотрит…
все со своими бумажками возится… На меня — ноль внимания! Скотина! Только о науке своей и думает! Машка, сплавай туда-то… Машка, принеси пробы… Тьфу! Да я для него тягловая сила!
Он на моем горбу Нобелевки свои чертовы намылился строгать! Ну, нет! Не выйдет!
А второй! Этот похотливый гад Дим, только и ждет момента, чтобы прижать меня в углу! Руки распускает, пришлось ему разок по морде врезать. Жаль, что следа не осталось! Мало я ему тогда дала. Надо было еще и коленом добавить…
Да эти ублюдки того не стоят! Нет, надо сделать по-другому…»
Машка зачем-то сунула пробирку в карман, подхватила с пола подводное ружье. Без этой пневматической игрушки она из станции не выходила, — мало ли какая хищная гадость привяжется! Похоже, пришло время ее и на суше опробовать. Машка тронула кнопку перезарядки, стрелка, сверкнув оперением, скользнула в затвор.
«Сегодня я буду наносить визиты.
Сначала — в жилой отсек. Там уж точно один из этих… ошивается!» Жека шел, сжимая в руке скальпель.
«Какая маленькая и безопасная с виду вещь! Наверное, подойдет.
Вот и третий шлюз. Подождите, ребята, я уже скоро. Еще десяток шагов, и я — на месте. Тут хоть глаза вам мозолить не буду».
Звонко пыхнул гидравлический запор, уполз в стену массивный овал люка. Через порожек переборки хлынул поток воды. Она сплошным слоем покрывала пол тамбура. Астматически сипели насосы.
«Надо будет Диму сказать — течь в третьем шлюзе… Хотя, чего уж теперь. Сам как-нибудь справится. Он мужик надежный и умелый. Мой лучший друг… Еще с институтских времен вместе. Прости, Дим, видишь, как все повернулось.
Нет, я точно знаю — все решил правильно. Мой друг и самая лучшая женщина на свете будут жить дальше. Они того достойны». Дим, потирая руки, вернулся в пультовую. Здесь все осталось по-прежнему. Полутьма, изредка озаряемая красными всполохами аварийных сигналов, слабенькое мерцание немногих уцелевших дисплеев. Отчетливый запах озона, едва уловимый — духов «Шанель».
«Машка, стерва! Сколько раз говорили — не пользуйся косметикой, станция герметичная, голова уже болит твои парфюмы нюхать. Ну, ничего, недолго осталось. Ну-ка, где там наши пташки?».
Дим прогнал на мониторе картинки с уцелевших камер наблюдения. Кают-компания, она же столовая — пуста. Медбокс — пуст. Лаборатория… шлюзовая… рабочая зона….
«Стоп! А это что?»
Жека! Легок на помине! Дим даже присвистнул. На мониторе было хорошо видно, как он разблокировал третий шлюз, вошел в переходный тамбур. В руке у него что-то подозрительно поблескивало.
— Ах ты, гаденыш! — вполголоса выругался Дим. — Ко мне, небось, идешь? Тоже жить хочется, паскуда? Ну, ничего…
Отшвырнув в ярости стул, Дим навис над пультом. Комп все еще разбирался с контролем повреждений. Трехмерная карта станции пестрила отметками о критических сбоях. Рядом медленно полз вверх список введенных в строй резервных и аварийных систем.
— Не время теперь, дорогуша. Сделай-ка вот что, — бормочет Дим.
Проворные пальцы побежали по клавишам.
«Командный доступ».
«Введите пароль».
Дим отстучал намертво забитый в память аварийный код.
«Доступ разрешен».
«Шлюз 3. Блокировка».
«Операция выполнена».
«Шлюз 3. Деривационные насосы. Остановить».
«Полное затопление шлюза 3 через 130 секунд. Вы уверены?»
Дим выругался, с силой надавил клавишу «да»:
— Да, да, согласен я! Давай!
«Подтверждение получено».
И через мгновение:
«Операция выполнена». Машка опоздала к третьему шлюзу минуты на полторы. Когда она подлетела к люку — было уже поздно. Рычаг надежно заблокирован, у потолка моргает багровое табло — «разгерметизация».
Машка досадливо ткнула кулачком в бронированную плиту.
«Черт, еще полчаса назад все было нормально! Что же делать? А-а, знаю! Вниз, в рабочую зону.
К жилому блоку можно и вплавь пробраться. Даже лучше — оттуда эти подлецы меня точно не ждут».
Машка привычно, в три движения надела костюм, прокосолапила к бортику и беззвучно ушла под воду.
Холодно. И не видать ни зги — недавние толчки подняли со дна целые тучи ила. Только бы не заблудиться!
Она едва успела проплыть сотни две метров, как вдруг горло сдавило удушье. В ушах зашумело, легкие разрывались без глотка воздуха.
«В чем дело!? Нет, не может быть!»
Обезумевший взгляд вцепился в датчик давления — стрелка свободно колыхалась в зеленой зоне, у отметки «100%».
То-то баллон показался ей поначалу на удивление легким. Дим увидел, как на маленьком мониторчике жизнеобеспечения несколько раз скакнула, потом суматошно задергалась и, наконец, вытянулась в нитку линия кардиодатчика.
«Ха! Вот и все, бедная «машки-шоу» сплавала в последний раз. А я выжил. Мне теперь воздуха аж на трое суток хватит!»
— Эге-ге! — заорал Дима почти в полный голос, — «Альтаир»! Можешь не торопиться, я подожду!
«Я буду жить! Это надо отметить».
Дим схватил с пульта недопитую банку кока-колы, влил шипучую газировку в пересохшее горло.
— Тьфу! Мерзость!
«Что за странный привкус? Выдохлась, что ли?»
Расплылись и побежали в разные стороны буквы на мониторах слежения, закружилась голова.
Дим рухнул в кресло, хотел было встряхнуться, отогнать от себя неожиданную усталость.
«Головой что ли во время аварии приложился? Сотрясение? Вот черт, только этого еще не хватало…»
Неудержимо накатывалась темнота, мир лениво крутанулся несколько раз и исчез. Дим обмяк в кресле, банка колы вывалилась из рук, упала на пол, выплеснув на пластик немного мутной коричневатой жидкости.
Пока Дим торчал в рабочей зоне, Машка по дороге к жилым отсекам успела забежать в пультовую. Жека с ужасом смотрел на поднимающуюся воду. Сначала он пытался отвернуть аварийный рычаг, сбил в кровь руки, но сейчас тело словно парализовало. Вода все ближе… Вот она у горла, у губ, заливается в нос.
Обуреваемое инстинктом жить, тело требовало воздуха. Хотя бы еще один глоток!
Но поздно — несколько мгновений и вода накрыла Жеку с головой.
В последнюю секунду он четко осознал, что самые близкие, дорогие ему люди, люди ради которых он готов был отдать свою жизнь, безжалостно убили его.

Чекмаев Сергей — Ничья