Случилось это в южной части Великобритании. Это самый крупный остров из Британских островов, хотя по нашим меркам он не особенно крупный: почти на треть меньше Камчатки и целиком уместился бы в Каспийском море. Пока там не нашли уголь, остров был беден природными ресурсами. Климат мягкий, без сильных морозов, что позволяло туземцам испокон веков халтурить со строительством и отоплением, обходясь камином вместо печки, грелками вместо отопления в спальнях и хлипкими оконными рамами с мощными сквозняками.
Если бы британцы не увлекались мореплаванием, то их изоляция была бы почти полной: с одной стороны Ирландское море, с другой — Северное, с третей — Ла Манш со злобными французами по ту сторону, с которыми они воевали на протяжении приблизительно двухсот лет. И в результате все народы, которые там поселялись, в скором времени вырождались, после чего их ничего не стоило завоевать. Чем и занимались все, кроме самых ленивых. Завоёвывали, оккупировали, а потом вырождались сами. Соответственно, на протяжении тысячи лет британские туземцы выработали чёткую установку, что делать, когда их в очередной раз завоёвывают: «Не суетимся под завоевателем и злостно коверкаем его язык».
В древности там жили бритты и пикты, про которых мало известно, поскольку к тому моменту, когда в Британию вторглись древние римляне, бриттов и пиктов уже успели потеснить кельты. От бриттов, по-видимому, оставалось больше, чем от пиктов. Будь то наоборот, на наших картах значилась бы Великопиктания. Древние римляне завоевали кельтов с бриттами и эксплуатировали их с 43 по 410 годы нашей эры. С дикими шотландскими племенами римляне иметь дело отказались и отгородились от них каменной стеной поперёк всего острова — Стеной Адриана — а весь юг Великобритании поделили на римские провинции и начали их доить.
Но в 330 году столица Римской империи переехала на восток в Новый Рим — Константинополь, он же Царьград — где империя просуществовала ещё тысячу лет. После этого переезда западная часть империи плавно и закономерно сошла на нет и в 410 году Британию римляне бросили. Что там происходило дальше никому дела не было и на каких языках они там друг с другом общались мы толком не знаем.
Где-то в начале VII века в Кельтопиктобританию вторглись Англы и Саксы. Их в свою очередь теснили с континента ещё более воинственные племена, так что вторглись они не от хорошей жизни и настроение у них скорее всего было скверное. А местное население к тому времени было — не бей лежачего. Расселились Англы и Саксы в Англосаксокельтопиктобритании и запановали, но не прошло и двухсот лет, как в 793 году туда вторглись викинги.
Теперь мы вынуждены сделать небольшое отступление и сказать пару слов о викингах. В скандинавских странах была такая древняя традиция: брать всех своих отморозков (а их там нарождалось очень много), экипировать их кое-как и посылать их в ладьях, называемых драккарами, куда глаза глядят. Можно в Русь, где они стремительно обрусевали, а можно в Исландию или Гренландию, а можно в Британию, или Францию, или Сицилию, или в Константинополь служить охранниками при императорском дворе, или ещё куда-нибудь — лишь бы с глаз долой.
«Отморозки» — это не вполне научный термин. Л.Н. Гумилёв сказал бы, что они были «пассионариями». И растратили скандинавы свой пассионарный импульс, выталкивая своих пассионариев в море, и после Полтавской битвы в 1709 году утратили все свои амбиции и с тех пор сидят тихо как мыши под веником, превратившись, выражаясь по-гумилёвски, в «этнические реликты». Теперь их главная амбиция — клеить мебель из опилок и пластика и придумывать ей затейливые названия. Но в 793 году эти скандинавские пассионарии-отморозки были ещё ого-го и они изрядно потрепали англов, саксов, кельтов, бриттов, пиктов и всех, кто там в Англосаксокельтобритании на тот момент ещё окончательно не выродился.
А вот теперь об английском языке. До возникновения на том острове викингов особой языковой мешанины там не возникало: бритты и кельты уже куда-то подевались, а англы и саксы друг к другу неплохо притёрлись. А тут вдруг оказалось, что англосаксы и викинги со своими различными западногерманскими и северногерманскими языками были вынуждены друг с другом общаться. Языки у них были похожие — германские — и словарный запас во многом схожий, но грамматических различий и несовместимостей было очень много. И пришлось им перестать склонять существительные, спрягать глаголы, избавиться от большинства неправильных множественных чисел и в целом максимально упростить грамматику, чтобы всем всё снова стало понятно.
И возник у них максимально упрощенный рыночный, гибридный язык типа «моя твоя понимай». Такие языки называются «пиджин» и испокон веков спонтанно возникали в самых разных частях света — и так же благополучно исчезали. Но не на изолированном от мира острове в самый разгар тёмных веков! Там произошла странная вещь: в смешанных браках, которых с каждым поколением становилось всё больше и больше, рождались дети, которые ничего, кроме этого рыночного, гибридного языка не слышали, вымирающим диалектам своих дедушек и бабушек не обучались, и гибридный язык стал их родным языком: креолом.
Процесс креолизации не такая уж редкость. Все романские языки — французский, итальянский, испанский, португальский, румынский и прочие — в той или иной степени креолизированные. Например, все они утратили латинские падежи. Частично это связано с тем, что римляне не слишком усердствовали в обучении туземцев латыни и ломаная латынь без падежей, на которой говорило местное население в римских провинциях, всех устраивала.
Дети, говорящие на креоле в качестве родного языка, часто оказываются в проигрышной ситуации, поскольку ограничения языка влияют на их способность думать. Если в креоле отсутствует прошедшее время, то трудно рассказывать истории о прошлом, а если в нём отсутствует будущее время, то трудно строить планы. Если нет сослагательного наклонения, то трудно обсуждать гипотетические ситуации. Эти проблемы английский в той или иной степени со временем научился решать, но вот если отмерла морфология, то трудно создавать новые слова для новых явлений и ситуаций. В результате креолы пополняют свой словарный запас в основном с помощью заимствований — что и происходит по сей день с английским. А ещё остаются пантомима и звукоподражания.
Итак, мы имеем на юге Британии креол, созданный усилиями англов, саксов и викингов. А затем, менее трёх веков спустя, в 1066 году, откуда ни возьмись, вторгаются нормандцы. Кто они были такие? В основном те же самые викинги, предварительно вторгшиеся во Францию и перемешавшиеся там с местными западными франками и галло-римлянами. От них они переняли местный старофранцузский диалект, в скором времени забыв свой родной скандинавский. И со своим ломаным старофранцузским вторглись они в эту самую злосчастную Британию с её ещё не остывшей языковой кашей из англов, саксов и викингов.
В результате нормандского вторжения английский язык на следующие 350 лет остался практически не у дел. Вся знать говорила на французском, все священнослужения проводились на латыни, все государственные документы писались на латыни, а на английском продолжала говорить только чернь — свинопасы разные, дровосеки и прочие смерды. Даже мелкие торговцы и ремесленники набивали себе цену, стараясь использовать как можно больше французских слов, нещадно их коверкая. За это время больше половины германского словарного запаса испарилось и было заменено искореженными французскими и латинскими словами. На данный момент английская лексика—это на 41% французский и на 25% латынь.
В 1362 году на английском языке впервые прозвучала торжественная речь при открытии парламента в Лондоне, после чего парламентарии вздохнули с облегчением и… перешли обратно на французский. В 1415 году Генрих V («Хэнри ввэ Фыффф»), воевавший в то время во Франции, в порыве патриотизма написал депешу с фронта на английском, дошедшую до нас в оригинале. Разобрать кое-что можно, хотя и с трудом. Судя по всему, английский ещё рано было доставать из духовки — тесто к спичке ещё липло. Но тем не менее процесс пошёл и французский постепенно вышел из моды. Что удивляет в письме Хэнри ввэ Фыфффа, так это то, что многие слова 600 лет спустя всё ещё так и пишутся, хотя звучат они явно совершенно иначе. А это, в свою очередь, наводит на мысль, что письменный английский — это мёртвый язык.
Но в отличии от других мёртвых языков — латыни, древнегреческого, санскрита — этот мёртвый язык непонятно, как читать вслух. Есть такая очень полезная вещь — «алфавитный принцип». Согласно этому принципу, буквы должны однозначно соответствовать звукам речи. Дети выучивают звук каждой буквы, потом научаются складывать из них слога, из слогов слова, из слов предложения и всё, погнали! Так вот, письменный английский нарушает этот принцип в особо извращённой форме. С кириллицей, на которой основана письменность более 100 языков, всё ясно: сколько звуков речи, столько и букв. Когда возникала надобность в новых буквах, они дорисовывались. С латиницей, изначально бедной буквами, новые звуки редко изображались через добавление новых букв. Вместо этого использовались комбинации букв — диграфы и триграфы — и различные диакритические знаки. Английский обходится без диакритических знаков, а 26 латинских букв используются, мягко говоря, весьма разнообразно и для большинства из приблизительно 42 английских звуков речи нет однозначно соответствующих им букв.
Двигаемся дальше. В первой половине XVI века к власти приходит Генрих VIII («Хэнри ввэ Эйтфф»). В результате его фантастических проблем с неспособностью произвести на свет наследника и соответственным вынужденным серийным многожёнством он разругался с Папой Римским, отказавшимся аннулировать его браки, и основал свою личную Англиканскую церковь. Чтобы размежеваться с Римом, он велел перевести всю администрацию страны с латыни на английский.
Крючкотворцев королевской администрации это ничуть не порадовало и они постарались как можно сильнее напичкать английский привычной им латынью. С тех пор юридический английский совсем никакой не английский. У любого рядового англичанина или американца, пытающегося самовольно понять смысл любого англоязычного контракта или закона, автоматически лопается мозг, а потому они ничего сами понять и не пытаются и чуть что бегут к адвокатам.
Вплоть до середины XVIII века разброд и шатания наблюдались не только в английском произношении, но и в правописании. Но в 1755 году Сэмюэль Джонсон («Сэӑмъюэл Джоӑнсан») издал свой знаменитый словарь, в котором, возомнив себя великим учёным, он наделал кучу ошибок. И теперь эти ошибки зафиксированы на веки вечные, как давным-давно вымершие насекомые в кусочках янтаря, и всем приходится их заучивать наизусть. И тем не менее с этим Джонсоном носятся, как с основоположником английской грамотности. Видите ли, англичане не только не стыдятся своих косяков, но ещё и гордятся ими!
Такова проза; а как там с поэзией? В конце XV века появляется Джеффри Чосер («Джэфри Чоӑсэр») — английский Пушкин, отец английской поэзии. Но был ли это вообще английский язык? Либо не совсем, либо совсем нет. Сказки Пушкина мы детям на ночь читаем, а Чосера — да ну! Если попробуете почитать Чосера на ночь современному англоязычному ребёнку, то он не поймёт ровным счётом ничего.
Во второй половине XVI века появляется Уильям Шекспир («Ўылъям Щэйкспиэр»), который уж точно писал на английском… или всё ж таки ещё нет? В оригинале его могут осилить лишь особо обученные специалисты. Все остальные читают адаптированный текст. Есть знатоки, которые считают, что выяснили, как звучали произведения Шекспира при его жизни, опираясь на то, что с чем тогда рифмовалось, но и с его произведениями ситуация не намного лучше, чем с Чосером.
Итак, на входе мы имели множество народностей, каждая со своим языком: бритты, пикты, кельты, римляне, англы, саксы, викинги и нормандцы. А на выходе мы имеем креол из исковерканных французских и латинских слов на англо-саксо-скандинавской закваске с крупным недоразумением вместо гласных и очень сильно просроченной, полной ошибок, изрядно протухшей письменностью. И мы этот язык все учим в школе начиная со 2 класса, а иногда даже пытаемся на нём разговаривать, потому что на данный момент он — главный язык международного общения на всей нашей планете.
…